Дон Пабло, Дон Педро и маленькая Вера

[Katzenelenbogen]

3.
Улица Сухая была дальней окраиной города, и среди её обитателей не числилось ни одного зажиточного, а тем более богатого. Под запущенными деревьями тянулись маленькие домики, и только в конце улицы стоял один побольше, принадлежавший некогда доброму отцу старого Чудака, который держал магазинчик на площади и так любил оделять детишек шоколадным ломом; но, к сожалению, он давно умер. Тогда же — а это было страшно давно, целых два года тому назад, — в городе прошел слух, будто он откажет свой домик на Сухой улице богадельне, но потом как-то так получилось, что он завещал его своему племяннику, и от этого среди взрослых произошло некоторое неудовольствие, о котором даже Вера кое-что слышала. Вскоре после этого в доме поселился теперешний старый Чудак, и о нем стали говорить, что он много ездил на своем веку, но что он человек угрюмый и полупаралитик, что где-то за тридевять земель он подхватил тяжелую болезнь и на старости лет у него отнялись ноги. И больше никто им не интересовался — только мальчишки, ходившие мимо его дома на лужок пускать змея или гонять в футбол. Они хорошо знали его улыбку, его трубку и его очки.
«Сидит ли он сегодня у окна? — думала Вера. — И не заругается, если я с ним заговорю?» Тут ведь никогда не угадаешь. Одни взрослые так и тают от противной приторной ласковости, когда с ними заговорит человек, которого они не считают равным, другие только усмехаются, надменно так, а не то и вовсе кричат: «Проваливай!» Когда заговариваешь со взрослым, всегда идешь на риск. Но риск никогда не страшил Веру. И сейчас он не пугал её. Она шла себе как ни в чем ни бывало, руки в карманах, левая сжимает дона Педро, правая гладит дона Пабло, а сама Вера делает вид, будто просто идет на лужок посмотреть, как летает новый змей, которого Стас мастерил вчера на дворе, или как старшеклассники играют в футбол.
Старого Чудака в окне не было. И Вера прошла мимо, будто сердце её вовсе не приказывало ей остановиться. Но на углу она все-таки оглянулась — и смотрите-ка! На стене четко рисовалась тень длинной трубки, и эиа вновь появившаяся тень не могла означать ничего иного, как то, что именно тогда, когда Вера проходила мимо, старый Чудак подошел к окну и даже немножко высунулся из него. Ну, разве это не удача? Не сама судьба?
Вера осторожно повернулась — в самом деле, старый господин лежал грудью на подоконнике, левой рукой придерживал чубук, правой — поправлял большие очки в серебряной оправе. Это было необыкновенно красивое зрелище, и Вера побрела к этому серебряному видению, еле переставляя ноги — не из застенчивости, а из расчета. Когда она подошла настолько, что едкий дым защипал ей нос, дон Пабло ни с того ни с сего на минуту превратился в обыкновенный мячик, и — тоже как будто ни с того ни с сего — он, хороший, послушный, взял да и выскользнул из руки! Вере пришлось нагнутся и побежать за ним под самое окошко.
— Ай-яй-яй! — промолвил со смехой старый Чудак, вынув трубку изо рта. — Какой у тебя красивый мячик, девушка! Синий, как небо. Ты, наверное, идешь играть на лужок?
— Да, — ответила Вера, даже не покраснев. — Я туда часто хожу. У меня есть две школьные подружки, и мы втроем придумали новую игру.
— Вот как! — сказал Чудак. — А я в твоем возрасте уже не интересовался мячами, как маленький мальчик. Я тогда уже хорошо играл на бильярде.
— И сейчас многие мужчины играют на бильярде, — чрезвычайно вежливо сказала Вера, довольная ходом разговора. — Наверное, бильярд — французское слово.
— Уж не говоришь ли ты по-французски? — восхитился Чудак, а Вера покраснела от радости, что великая забота сваливается у неё с плеч.
— Нет, — твердо отвечала она. — По-французски я не умею. Мне французский не нравится. Французы говорят в нос, и у них неправильные глаголы. А вообще-то мне нравятся романские языки.
Наступила небольшая пауза — Чудак отложил трубку на невидимый столик и еще больше высунулся из окна. Вера могла ясно разглядеть его приветливое красное лицо в рамке белой бороды (такую носили моряки, уж не был ли и он моряком?), и борода серебрилась красиво и ласково, как дужки очков.
— В твоем возрасте я, кроме игры на бильярде, знал еще много такого, чего не знают нынешние молодые люди: я говорил по-чешски, по-венгерски, по-немецки, по-польски...
— И, наверно, по-испански?
Старый Чудак ответил не сразу, он снял очки, зато широкая улыбка разлилась по всему его лицу и, казалось, даже по лбу.
— Почему ты об этом спрашиваешь? Почему это тебя интересует, малютка?
Вера передернула плечиками и поднялась на носки, потом повернулась вполоборота: она считала, что в таком ракурсе выглядит лучше всего. И ответила как ни в чем не бывало, словно давно была готова ко всяким расспросам:
— Одна моя племянница, знаете ли, живет в глуши. И она получила недавно письмо из Испании. Она достала словари и разобрала, что в письме ей предлагают хорошую работу в одной компании. Она хочет ответить, и ей очень досадно, что не может. И вот я обещала ей поискать такого человека, который помог бы ей.
Вера покачивалась на одной ножке с носка на пятку, и её охватило такое чувство, что иначе быть не может: старый господин в силах помочь и поможет обязательно.
Старый Чудак так закашлялся, что должен был отойти от окна. С улицы была видна только задняя стена его комнаты, и Вера увидела, как он подошел к какому-то шкафу, открыл его и вынул книгу.
— Я нашел свой старый испанский словарь, — сказал он, издалека показывая ей толстый том. —Теперь дело за тобой: заходи ко мне, перескажи ответ, который хочет послать твоя кузина, и мы с тобой вместе как-нибудь составим перевод.
Впервые за весь разговор у Веры заколотилось сердце; она нахмурила лоб, быстро соображая.
— Ну, так, по памяти, я не могу пересказать, — нерешительно проговорила она. — Но я хорошо запомнила смысл, мы тогда с Мариной придумывали, как надо ответить,чтоб годилось на все случаи. Лучше я этот ответ сама напишу и принесу к вам под окно, а вы будьте столь любезны, переведите его на испанский.
У Веры даже дух занялся — и оттого, что все, что она говорила, казалосб ей очень убедительным, и оттого, что она сказала «будьте столь любезны», а это прозвучало не только вежливо, но и совсем по-взрослому, как у настоящей девушки.
— Вот как, под окно! — засмеялся Чудак тихонько, будто старый голубь проворковал; он снова взялся за трубку, и клубок дыма выкатился из его черных губ и полетел прямо к Вериному носу.
Потом старик спросил уже другим, погрубевшим голосом:
— А ты, собственно, чья, девочка?
— Моя фамилия Лукашова, — будто давясь дымом, еле выговорила Вера.
— Лукашова... Лукашова... В жизни не слыхал. Кто твой папа?
Вера перестала давиться дымом, она знала, что теперь уж будет её верх, и она проговорила фразу, которую с малых лет выучилась произносить с соответствующим выражением:
— Моя мама умерла, как только я родилась, а папа умер восемь лет назад от ранения, которое он получил на войне в Афганистане. Я сирота и живу здесь с бабушкой. К счастью, бабушка получает пенсию, так что живем мы довольно хорошо.
Она чувствовала, как буквально растет, говоря о таких серьезных вещах, и даже перестала покачиваться.
— А она уж поди очень старенькая, твоя бабушка? — заинтересовался Чудак.
— Ужасно, — с глубочайшей убежденностью ответила Вера.
— Вот как! — Чудак стал снова очень мил, вежлив и услужлив. — Стало быть, вы сиротка, девочка моя... Сиротка... Хорошо еще, что у вас есть добрая бабушка, которая позволяет вам играть и бегать где угодно. Конечно, я тоже все сделаю для сироты. Но что касается письма, которое вы хотите положить мне под окно, то тут надо хорошенько поразмыслить. Разве ответственные документы кладут под окна?
Он игриво погрозил пальцем и так прищурил глаза, что они превратились в зеленые щелочки, в которых, казалось, сосредоточилась вся его ласковость.
— Нет уж, вы лучше приходите с этой бумажкой сюда, трижды потяните за колокольчик, и дверь сама откроется. Ладно?
— Ладно! — выдохнула Вера.
— Вот и чудесно! А я вам покажу мою квартиру, она похожа на притон карибского пирата, и вы увидите все диковинки — а я ведь много привез их из разных стран, — у меня тут как в музее. А если захотите и если не скажете об этом никому ни слова, я научу вас испанскому языку. А сейчас, голубеночек мой, идите, потому что скоро соседка принесет мне ужинать. К тому же, кажется, за углом околачивается какой-то мальчишка. Этих грубиянов везде хоть отбавляй.
«Только не у меня в «области»!» — чуть не крикнула Вера, такая внезапная радость объяла её оттого, что наконей-то божий суд состоится. Наконец-то!
Но она ничего не крикнула, только учтиво попрощалась, как давно уже научила её бабушка прощаться со старыми, мудрыми людьми, и пошла.
И тотчас ступила в другую плоскость своей жизни.
А старый Чудак стоял у окошка, и его серебряные очки поблескивали вслед Вере, которая шла теперь как очень воспитанная девочка, все медленнее и медленнее.
— Погоди же ты, прожженная лгунья, маленькая девушка... Погоди, голубенок мой... — шептал он.